jenya444

В давнем (любопытном) тексте Ильи Симановского о Довлатове есть такой отрывок

Если присмотреться, по-настоящему неприятных персонажей у Довлатова нет, а те, что с натяжкой подходят на эту роль, – либо высокое начальство (те самые «первые ученики», по Шварцу), либо совсем уж конченые подлецы. Впрочем, даже на приветствие доносчика Гурьянова Алиханов отзывается «с неожиданным радушием» и срывается на него только после наглых нотаций («Каково мне было выслушивать это с похмелья!»). Не скрывая брезгливости к стукачу, автор немедленно предоставляет две версии причин его подлости – самого Гурьянова («Загремел по малолетству, органы вытащили») и Алиханова («Знаешь, почему ты стучишь? Потому что тебя не любят женщины...»). Обе версии не выдерживают критики, обе не меняют ситуации и всё же очеловечивают даже презренного Гурьянова. Что уж говорить о других. Моральная снисходительность – неотъемлемая черта довлатовских книг. Довлатов подчеркнуто не давит нравственностью – он издевается над морализаторством, мало кого осуждает, не призывает читателя немедленно решать вечные вопросы. «Сама атмосфера монастыря невыносима для похмельного человека», - пишет он в «Заповеднике». Если отталкиваться от этого образа, можно сказать, что довлатовская проза – альтернатива строгому «толстовско-достоевскому» монастырю русской классики. Не отрицающая его, но дающая отдых усталому и похмельному.

С этой идеей можно поспорить. Вот отрывок из письма Ефимову (февраль 1979-го).

<...> Я «Метрополь» не читал. Уверен, что талантливо. И даже смело. Может быть, даже какой-то новый рубеж смелости. Но при том убежден — это не правда, не вся правда. Это, в лучшем случае, усовершенствованное сальто-мартале недомолвок и аллюзий. (Почти цитирую Игоря, «РМ».) Тут из Германии по радио выступал Окуджава. Позор! Взрослый мужчина невнятно бубнил о красотах Баварии. О серьезных вещах — ни звука. Это ли не рабство и галера? Сейчас помыслить жутко, что можно было так существовать <...>

Конечно, это из частного письма, а не из литературного произведения. Но судит он резко. Мол, вы - валяйте, по капле выдавливайте раба, а нам подставляй ведро! Тонкость в том, что Галич писал эти строчки про себя и в России. А Довлатов про других и уже уехав. Можно найти аналог и в его произведениях.

<...> Шкляринский работал в отделе пропаганды Лениздата. И довелось ему как-то организовывать выставку книжной продукции. Выставка открылась. Является представитель райкома и говорит:
– Что за безобразие?! Почему Ахматова на видном месте? Почему Кукушкин и Заводчиков в тени?! Убрать! Переменить!..
– Я так был возмущен, – рассказывал Шкляринский, – до предела! Зашел, понимаешь, в уборную. И не выходил оттуда до закрытия <...>

Спору нет, это и метко, и смешно. Но, отсмеявшись, замечу, что не выходить из уборной до закрытия это поступок, и далеко не каждый был на это способен. Обличить неправый суд было страшно и в 1988, что уж говорить про более ранние времена.