воротишься на родину, ну что ж

[jenya444]

В феврале-марте 1972 года за несколько месяцев до отъезда Бродский пишет стихотворение "Одиссей Телемаку". Автор ещё не уехал, но легко вживается в образ, в конце концов с сыном и любимой они давно не вместе и буквально через год в 1973-м он напишет уже с натуры

И восходит в свой номер на борт по трапу
постоялец, несущий в кармане граппу,
совершенный никто, человек в плаще,
потерявший память, отчизну, сына;
по горбу его плачет в лесах осина,
если кто-то плачет о нем вообще.

Ещё одно стихотворение от имени Одиссея - "Итака" - написано спустя двадцать лет (примерно столько же скитался и Одиссей) в 1993 году. В первом стихотворении лирический герой мечтает вернуться, но уже потерял надежду; во втором он представляет себе уже вполне возможное возвращение с горечью и отказывается от него; в ту же реку не войти дважды, с тем краем его уже ничего не связывает. Любопытна перекличка между текстами: "Расти большой, мой Телемак, расти" в 72 и "Твой пацан подрос; он и сам матрос" в 93, "Милый Телемак" 72-го года в 93-м уже "глядит на тебя, точно ты - отброс"; отношения с выросшим сыном не сложились.

Отношение к воде - мировому пространству тоже изменилось. В 72м

мозг
уже сбивается, считая волны,
глаз, засоренный горизонтом, плачет,
и водяное мясо застит слух.

В 93м

залив синевой зрачок, стал твой глаз брезглив:
от куска земли горизонт волна
не забудет, видать, набегая на.

то есть, остров то может и тот, но он уже не желанный, после виденной синевы глаз стал разборчивым и брезливым, набегающая на остров волна горизонт уже не забудет.

Мой Телемак,
Троянская война
окончена. Кто победил — не помню.
Должно быть, греки: столько мертвецов
вне дома бросить могут только греки...
И все-таки ведущая домой
дорога оказалась слишком длинной,
как будто Посейдон, пока мы там
теряли время, растянул пространство.
Мне неизвестно, где я нахожусь,
что предо мной. Какой-то грязный остров,
кусты, постройки, хрюканье свиней,
заросший сад, какая-то царица,
трава да камни... Милый Телемак,
все острова похожи друг на друга,
когда так долго странствуешь, и мозг
уже сбивается, считая волны,
глаз, засоренный горизонтом, плачет,
и водяное мясо застит слух.
Не помню я, чем кончилась война,
и сколько лет тебе сейчас, не помню.

Расти большой, мой Телемак, расти.
Лишь боги знают, свидимся ли снова.
Ты и сейчас уже не тот младенец,
перед которым я сдержал быков.
Когда б не Паламед, мы жили вместе.
Но, может быть, и прав он: без меня
ты от страстей Эдиповых избавлен,
и сны твои, мой Телемак, безгрешны.

1972

Воротиться сюда через двадцать лет,
отыскать в песке босиком свой след.
И поднимет барбос лай на весь причал
не признаться, что рад, а что одичал.

Хочешь, скинь с себя пропотевший хлам;
но прислуга мертва опознать твой шрам.
А одну, что тебя, говорят, ждала,
не найти нигде, ибо всем дала.

Твой пацан подрос; он и сам матрос,
и глядит на тебя, точно ты - отброс.
И язык, на котором везде орут,
разбирать, похоже, напрасный труд.

То ли остров не тот, то ли впрямь, залив
синевой зрачок, стал твой глаз брезглив:
от куска земли горизонт волна
не забудет, видать, набегая на.

1993

Comments

[jenya444.livejournal.com]

Да, на что именно набегает волна не меняет общей идеи.

[bluedrag]

...Но по размышлении пожалуй соглашусь с твоей трактовкой: волна набегает на остров, но и от этого не забывает про горизонт.

Альтернативное толкование (волна набегает на горизонт... и горизонт не забывает?!) слишком уж тавтологично звучит.