как же будет по-французски "Цыц, холера"

[jenya444]

http://o-aronius.livejournal.com/815688.html

Ещё много лет назад, когда мы ставили "Тевье-молочника" и Т. играла Годл, ту дочку, которая влюблялась в революционера Перчика. Перчик, кстати, сейчас заканчивает Columbia University. Так вот ещё тогда я набрёл на некий анализ этого произведения, и мне запомнились две идеи: про Леккерта ("чернявый хлопчик") и про отсутствие зятя-сиониста. Цитирую:

Примеров дидактической заданности сюжета, отработки социального заказа сколько угодно в романе. Например, это проявляется в том, с какой нежностью Тевье относится к революционеру Перчику, в которого влюбляется вторая дочь Тевье, Годл. В жизни деревенский ортодоксальный еврей совсем не обязательно симпатизировал бы апикойресу. Но Тевье все прощает Перчику. «Можешь идти руки мыть. А не хочешь, можешь и так за стол садиться. Я у Бога в стряпчих не состою и сечь меня на том свете за тебя не будут».[16]
    Тевье любит Перчика не потому, что ортодоксы любили революционеров, а потому что общество, в котором жил автор, современная ему интеллигенция, симпатизировали революционерам, даже террористам[17]. Потому что глава «Годл» написана в 1904 г., когда еще было свежо в памяти покушение Леккерта[18], когда революция была на подьеме, а Бунд - в зените популярности.
    Женившись, Перчик немедленно оставляет Годл и отправляется жертвовать собой на благо революции. Обычный, любящий свою дочь отец стал бы возмущаться. Однако и автор, и читатель, а с ними и Тевье, знают, что так нужно, ибо этого требует революционная мораль. Ведь и Леккерт стрелял в фон Вааля, едва женившись на красавице. Если бы Перчик не оказался симпатичным, то Шолом-Алейхем прослыл бы реакционером. А реакционером еврей не мог быть, потому что в лагере правых евреев не любили, и их туда не пускали. Еврей мог быть только демократом или, по меньшей мере, либералом.
    Революционность мышления ортодоксального Тевье особенно бросается в глаза в главе о Хаве, где он хотя и отрекается от дочери, выходящей замуж за русского Федьку (в оригинале – Хведька), но при этом произносит вольнодумную, гуманистическую тираду о евреях и неевреях:
    - И зачем Бог создал евреев и неевреев? А уж если он создал и тех и других, то почему они должны быть так разобщены, почему должны ненавидеть друг друга, как если бы одни были от Бога, а другие – не от Бога?[19]
    Отметим, что вместо обычного у Шолом-Алейхема (и в идише) презрительного слова «гой» здесь употребляется нейтральное «нееврей».
    Хава крестится ради любви, а не ради житейских благ. Ее Федька, «второй Горький», проповедует ей, что все люди равны, что они сами поделили себя на господ и рабов, богатых и нищих, евреев и неевреев. Однако, от Тевье не ускользает тот факт, что ради их общего счастья и «равенства» жертвует своим Богом (а заодно и семьей) все-таки Хава, а не Федька.[20]
    А почему ни одна из дочерей Тевье не влюбляется в сиониста?
    Отсутствие сиониста в романе делает набор зятьев Тевье нерепрезентативной выборкой, поскольку сионизм был весьма популярным в предреволюционные годы, не менее популярным, чем марксизм. О нем много писали и говорили. Сам Шолом-Алейхем интересовался сионизмом, участвовал в 1880-е годы в движении Хиббат Цион, написал несколько пропагандистских брошюр для сионистов. В 1898 году он закончил первую часть своего сионистского романа «Времена мессии». В 1907 году, на пути из Нью-Йорка в Женеву, Шолом-Алейхем в качестве делегата нью-йоркских сионистов принял участие в Восьмом сионистском конгрессе в Гааге.
    Как же он про сиониста-то «забыл»?
    Скорей всего потому, что в среде идишистских писателей и критиков чаще сочувствовали Бунду, чем сионистам. В идишистской литературе эту «диссонансную» тему лучше было не трогать. И вот, несмотря на личные симпатии автора, а также на то, что начало романа было опубликовано в просионистском еженедельнике «Дер Юд», зять-сионист у Тевье так и не появился. Может быть в начале публикации романа, когда речь шла о семи дочерях,[21] Шолом-Алейхем собирался выдать одну из них (имя еще одной дочери, Тайбл, он даже упоминает мимоходом) за сиониста, но потом все-таки не решился и ограничился пятью дочерьми. Мы можем только гадать, так ли это было.